Форум » Наша "Литературка" » Павел » Ответить
Павел
Владимир С.: Уважаемые сограждане! Добрый вечер! Как и обещал, отдаю на ваше чтение некоторые заметки о Павле Юрьевиче Хлебникове. Эти воспоминания - часть материалов, готовившихся несколько лет назад для книги Питера Хлебникова о его младшем брате. Многое сократил, "отжал" совсем уж лишнюю воду. Ничего не менял, просто резал кусками то, что подошло бы для книги, но не для нашего формата. Судьба планировавшейся книги мне не известна. На Форуме размещу еще одну главу - "Ужин при свечах". А то, о чем вы будете читать сейчас, происходило сразу после встречи с А.И. Груздевым. Главу об этой встрече я публиковать не буду, так как суть ее вы уже знаете. ПАВЕЛ Вместо эпиграфа В пятницу написал и отправил ему коротенькое электронное послание. Надеялся восстановить давние, но подзабытые контакты. А еще тешил себя мыслью, что, несмотря на чрезвычайную занятость, сумеет, глядишь, на денек-другой сменить столичную суматоху на тишину псковских лесов, запахи лугов и неспешность деревенского бытия. Ведь говаривали же об этом, мечтали. А вдруг удастся? И погуляем тогда по лесным тропам, порыбачим, вечерок скоротаем у камина, поговорим... Ответа ждал уже к вечеру в пятницу, ждал и в субботу 10 июля. Возился во дворе по хозяйству и ждал, пока дочь истошным криком не позвала к телевизору. “…Вечером, 9 июля недалеко от редакции был убит главный редактор русского издания журнала "Форбс" Павел Хлебников"... Я никогда не получу ответа на свое письмо. Никогда. Ходячий семинар На вторую половину того же дня у Павла была запланирована встреча с редакцией крупнейшей городской газеты “Владивосток”. Туда, простившись с Груздевым, мы и направились. Но надо было видеть, как разительно изменилось настроение Хлебникова за последние полтора-два часа. Жизнерадостный, переполняемый энергией, жаждой деятельности, каким он выглядел еще утром, Павел был ошеломлен всем тем, что ему довелось услышать от Александра Ивановича. Он помрачнел, ушел в себя, глубоко переживая историю гибели одного из своих предков. Только одна мысль, казалось, билась в нем, и только один вопрос терзал его, оставаясь безответным. “Почему Россия на протяжении всей своей истории так варварски расправляется с людьми, преданными ей всей душой и всем сердцем? Вешала декабристов, взрывала царей-реформаторов, ссылала и расстреливала на дуэлях философов и поэтов, уничтожала мудрейших премьер-министров, генералов избивала накануне жесточайшей войны... Это же проклятье какое-то! Аркадий Небольсин, конечно, – далеко не самая первая фигура в этом списке. Но почему?!” Так, в пасмурном расположении духа мы и проделали весь недолгий путь пешком до центра города, к зданию, в котором с недавних пор обосновалась редакция “Владивостока”. Здесь, на встрече с коллегами по журналистскому цеху Павел надеялся хотя бы частично найти ответы на вопросы, составлявшие главную цель его поездки в Приморье. А задача, надо сказать, перед ним стояла не из легких. Журналу, командировавшему Хлебникова на российские берега Тихого океана, привыкли доверять крупнейшие предприниматели и политики всего мира. Автор будущего очерка об экономической ситуации в Приморском крае не смел допустить и крупицы вымысла в оценке сложившейся здесь обстановки. Не имел он права и скрыть от читателей хотя бы часть тех рисков, с которыми неизбежно столкнется западный капитал, решившийся вписаться в экономику страны, переживающей глубочайший кризис. Россия середины 1990-х... Здесь хаос во всем: в законодательном поле, во взаимоотношениях властей с бизнесом, в регулировании взаимодействия центра и регионов, в финансовой жизни... Из всех сторон общественного бытия успешно и ускоренно, не испытывая каких бы то ни было серьезных затруднений, развивается, пожалуй, только одна – криминальная. В том, что и власть, и деловой мир разных уровней все больше в повседневности вынуждены подчиняться не столько объективным законам экономики, сколько уголовным “понятиям”, Павел убеждался при каждой новой встрече. И этого тоже нельзя было утаить от элиты западного бизнеса. И все же это была его, Хлебникова Россия, родина предков, страна, которой еще в студенческие годы было посвящено немало бессонных ночей, раздумий и исследований. И этой России как никогда необходима была поддержка. Нет, Павел отнюдь не страдал “квасным” патриотизмом. В нем, скорее, говорил прагматик, взращенный на жестких правилах свободного рынка. Если сейчас Россия не получит западных инвестиций и доступа к новейшим достижениям мировой цивилизации – она так и останется лапотной Русью, безнадежно проигрывающей в экономическом состязании с ведущими мировыми державами. Но сказать читателям “Forbes” только это значило не сказать ничего. Капитал не привык разбрасываться деньгами только лишь для удовлетворения ностальгических запросов экспертов от журналистики. А в нынешней России никто не мог гарантировать не то что получения доходов от вложений, но даже хотя бы возвращения инвестированных средств. И Хлебников это прекрасно понимал. Но как убедить западный бизнес идти в Россию, в Приморье, рисковать на своих ставках и, возможно, выигрывать, какие доводы и аргументы найти – над этим Павел бился уже не первый день. Основания к тому, что журналисты “Владивостока” смогут подсказать решения, были достаточно весомые. Не являлась секретом близость газеты к администрации Приморского края. Губернатор, его заместители часто и охотно давали “Владивостоку” интервью. Газета просто обязана была знать все слагаемые политико-экономического дальневосточного коктейля. Однако надеждам не суждено было сбыться. В редакции Павла встретили с необъяснимой настороженностью, сухо. В беседе приняли участие всего три-четыре человека, включая главного редактора газеты. Журналисты же, сославшись на занятость, от встречи отказались. Да и сам разговор оказался коротким, сдержанным и абсолютно бесплодным. Первые лица редакции “Владивостока”, если и обладали серьезной информацией, то никак не собирались откровенно делиться ею с мало знакомым зарубежным визитером. ………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………. Здесь, наверное, подошло время совершить короткий экскурс в общую картину того, что вообще представляла из себя дальневосточная российская журналистика в период ее первого рандеву с Хлебниковым. В середине 90-х годов в Приморском крае издавалось около пятидесяти газет. В подавляющем большинстве своем это были издания, доставшиеся послеперестроечным властям в наследство от городских и районных комитетов КПСС. Привычные к чиновничьим окрикам, к беспрекословному повиновению партократии и существованию за счет местных бюджетов, эти редакции не без основания считали свободомыслие синонимом самоубийства. Другую группу печатных СМИ составлял десяток газет, относивших себя к оппозиционным. Но было бы наивностью называть их независимыми, поскольку публикуемые здесь статьи отвечали интересам очень узких групп людей и имели явно выраженный заказной привкус. Эти издания создавались с единственной целью содействовать продвижению конкретных кандидатов в непрекращающихся избирательных региональных кампаниях. Подлинно независимыми могли считаться лишь две-три газеты, пытавшиеся искренне служить интересам общественности. Но они были малотиражными, издавались на собственный страх и риск крохотных редакций. Публикуемые в этих газетах материалы, порой, больно покусывали власть, но реально участвовать в формировании погоды в политической атмосфере региона не могли. Таким образом, приморская печать была, в основном, разделена на два полярно противоположных лагеря. Обвинений в адрес друг друга, взаимных упреков, даже оскорблений на страницах газет появлялось в избытке. Корреспонденты газет преуспели в острословии, когда речь заходила об отстаивании интересов их хозяев. Никто особенно не заботился о достоверности и литературной ценности публикуемых материалов. В цене были пасквили, окрашенные в разные цвета, но состряпанные по одному шаблону. А вот подлинное журналистское творчество, поиск свежих и острых тем были в дефиците. В принципе, такое положение дел устраивало почти все редакционные коллективы. Парадоксально, но нескончаемое переругивание газет стало состоянием их стабильного покоя. Как в коммунальной квартире – если тебя с утра не облаяли, а ты в ответ не отбрехался, то, считай, весь день прожит зря. Мало, кому в голову приходило, что местная журналистика, идя по этому пути, сползает в болото, неуклонно движется к собственной деградации. Хлебников ворвался в прозябание региональной журналистской коммуналки. Нет, Павел никого специально не учил современному мастерству газетчика, не собирал представительные семинары и не разглагольствовал о журналистских правах и свободе доступа к информации. Он просто работал. Но то, как делал свое дело сотрудник “Форбс” Пол Хлебников, запомнилось всем, кому доводилось принимать участие в его встречах с политиками, чиновниками, предпринимателями. Как мы уже знаем, Павел должен был составить цельную картину экономики Приморского края в те годы. И практически каждое его интервью с представителями администрации региона, лидерами и аутсайдерами местного бизнеса начиналось именно с вопросов из области финансово-экономической. Однако далеко не всегда ответы удовлетворяли журналиста. Стоило Хлебникову почувствовать какую-либо недоговоренность или увиливание от прямого разговора в словах собеседника, как тут же следовал новый, еще более острый вопрос. И так продолжалось до тех пор, пока либо Павел не добирался до полной истины, либо его визави не просил поменять тему разговора. Надо ли говорить, что такая манера общения раздражала многих из тех, кому приходилось общаться с Хлебниковым. Особенно это не нравилось чиновникам, привыкшим говорить с журналистами так, как они сами считали нужным. Павел ломал этот сложившийся стереотип. Два существенных обстоятельства усугубляли и без того непривычную въедливость. Во-первых, собеседники Павла не могли потребовать от журналиста показать им для редактирования еще не опубликованный текст, как это позволял бы им сделать российский Закон о СМИ, если бы Хлебников готовил именно интервью. Но вся интрига заключалась в том, что интервью-то, как раз, в чистом виде публиковаться не будет. А вся добытая информация войдет в общий контекст очерка об экономике Приморья, повлиять на содержание которого чиновник никак не мог. К слову сказать, на некоторых встречах Павла присутствовали журналисты местных, конечно же, сочувствующих администрации газет. Хлебников великодушно предоставил им право сделать из своей беседы собственные интервью. Второе обстоятельство, заставлявшее политиков нервничать, имело сугубо личностный характер. Русский язык для Павла был родным, и по-русски он говорил прекрасно. Но десятилетия общения в англоязычной среде давали о себе знать. Хлебников говорил с сильным акцентом американца, иной раз задумывался, вспоминая русские аналоги английских слов. Это вносило в разговор короткие паузы. Создавалось впечатление, что журналист перепроверяет собеседника, сравнивает только что полученный ответ с правильным вариантом, заложенным в какой-то невидимый внутренний компьютер. Павел будто тестировал испытуемого на детекторе лжи. Собеседник же от волнения ерзал в кресле, не знал, чем занять руки. А Хлебников на самом деле в эти короткие тайм-ауты попросту подыскивал слова для точной формулировки очередного неудобного вопроса. Коллеги интересовались у Павла, зачем нужна ему такая дотошность. “Всем нам хочется, чтобы читатели верили именно нашим изданиям. Мы хотим, чтобы только нашу газету читали, наше радио слушали, нашу программу смотрели. А добиться этого нельзя, если не говорить людям исключительно правду. Истина, к сожалению, редко лежит на поверхности. Политик всегда будет что-нибудь скрывать. Вот и приходится правду из него выковыривать”. Повлиял ли как-то короткий визит Хлебникова на журналистику Владивостока? Безусловно, да. Счастливчики, коим довелось увидеть Павла в работе, наверняка тут же поделились своими наблюдениями с коллегами. А те журналисты, кто делал свои интервью на основе бесед, проведенных Хлебниковым? Даже представить себе невозможно, какие бури бушевали в их душах, когда пресс-секретари чиновников возвращали им уже согласованные, но безжалостно урезанные тексты. Авторы-то кастрированных текстов знали, что все было гораздо острее и жестче. “ Расскажи мне про море”… Только что завершилась встреча Хлебникова с одним из чиновников краевой администрации. Обсуждались, кажется, вопросы состояния отрасли экономики, занятой добычей полезных ископаемых в Приморском крае и их переработкой. Разговор происходил в излюбленной манере Павла, то есть, что называется, на грани фола. Не буду вдаваться в подробности состоявшейся беседы. Скажу только, что Хлебников был доволен ее результатами. Он вообще всегда, видимо, чувствовал себя триумфатором, если во время интервью обстановка накалялась настолько, что коллеги, пришедшие вместе с ним на встречу, ощущали пробегавший по спине холодок: “Теперь-то нас точно будут ждать уже за дверью и заставят забыть все, о чем только что говорили”. Но при выходе из кабинета нам никто не встретился, мы благополучно покинули “серый зуб”, так народ прозвал здание краевой администрации, и направились на улицу Посьетскую. Рабочий день Павла должен был завершиться встречей с редакцией моей родной флотской газеты. Однако несколько свободных минут до назначенного времени еще оставалось, и было решено зайти на владивостокский морской вокзал. С открытой террасы пассажирского терминала открывался весь порт, и грешно было не воспользоваться возможностью взглянуть на эту панораму. Осматривая акваторию порта, снующие по ней катера, пыхтящие буксиры и неторопливые паромы, Павел с интересом расспрашивал о происхождении названий районов города, улиц, площадей. Мыс Чуркина, Эгершельд, улица прапорщика Комарова, Светланская… “Топонимика…”- улыбаясь заметил он, как бы возвращаясь к своей беседе с Александром Ивановичем Груздевым. По левую руку от нас стояли, пришвартованные кормой к своим причалам, числом с полдюжины, боевые корабли. Якорные цепи уходили в морскую пучину, тянулись куда-то к фарватеру Золотого Рога. “А знаешь, американские моряки почти никогда так не ставят свои корабли. У них корабли стоят боком к причалам”. “Лагом. Такой способ швартовки называется “поставить корабль лагом к стенке”. “Буду знать, спасибо,”- кивает Хлебников в ответ, и тут же продолжает: ” Но мне так больше нравится, так выглядит красивее. Видел когда-нибудь коней на Аничковом мосту в Петербурге? Такая в них сила! И мне эти корабли напоминают коней. А цепи – как узда, сдерживающая колоссальную силу. Послушай, я знаю, что недавно в русском военном флоте заменили прежний, советский флаг другим, Андреевским. Как к этому отнеслись моряки, ведь Андреевский был еще при царском режиме?” Кажется, Павел был приятно удивлен тем, что смена флагов в связи с изменением политической ориентации всей России воспринята на флоте, как нечто совершенно естественное. После падения самодержавия Андреевский флаг спустили с флагштоков, но он не был изгнан, продолжал оставаться святыней для моряков. Советский Военно-Морской и Андреевский Флаги всегда вместе сопровождали жизнь флотских офицеров с первого дня учебы в военно-морских училищах и до выхода на пенсию. Оба Флага служили и продолжат служить символами русской морской славы. Как и прежде тот и другой стяги будут находиться рядом, когда речь зайдет о традициях Военно-Морского Флота. Делить пальму первенства флотским стягам вряд ли когда-нибудь придется. Церемония замены флагов на кораблях была обставлена как можно более торжественно, для этого даже разрабатывался специальный ритуал. Слушая все это, Хлебников удовлетворенно кивал головой. А потом вдруг взглянул на меня как-то неожиданно сурово и попросил: ” Расскажи мне про море”. С острым взглядом, в косматой зимней шапке – он сейчас, скорее, напоминал сибиряка-таежника, по случаю оказавшегося в большом городе, чем удачливого журналиста-профи, привыкшего общаться с крупными политиками, воротилами мирового бизнеса и финансовыми магнатами. От морского вокзала до редакции “Боевой вахты” – рукой подать. И рассказ о море получился коротким и довольно скудным. Отчасти, может быть, и потому, что отнесся я к просьбе Павла, как к проявлению праздного любопытства. Мой попутчик слушал его, кажется, без особого интереса. Что-то не удовлетворяло Хлебникова в этом повествовании. Благо, мы были уже почти на месте, и тему разговора можно сменить. Сделать это, пустить разговор по другому руслу, надо еще и потому, что Павел через пару минут переступит порог редакции газеты, стоявшей несколько особняком ото всех остальных дальневосточных средств массовой информации. Парадоксально, но факт – проблемы финансово-экономического характера, с которыми встретилась в те годы газета, сопровождались необычайным взлетом активности в творчестве журналистов. Они будто переживали свой собственный “серебряный век”. Причина заключалась в том, что какое-то время “Боевая вахта”, как, впрочем, и вся военная пресса, жила в условиях внезапно образовавшегося правового вакуума. Российский Закон о средствах массовой информации никак специально не регламентировал деятельность военных газет и журналов, предоставив заботу о них министерству оборону. В военном же ведомстве исстари руководство редакциями осуществлялось политическими управлениями и политическими отделами. Но те, в свою очередь, сами вступили в период глубоких реформ и заботились, главным образом, о собственном выживании. Им было не до издания директив и приказов, определяющих характер и порядок работы газетчиков в новых условиях. К тому же, “приказала долго жить” жесткая цензура, нещадно терзавшая журналистов долгие годы. Работалось в тот период легко, раскрепощенно. То и дело появлялись новые идеи, люди брались за разработку свежих и непривычных для военной газеты тем, каждая публикация блистала остроумием. В “БВ” укрепились невиданные доселе информационные рубрики, страницы заполнялись статьями острыми и злободневными. Ни к лагерю оппозиционной прессы, ни к изданиям, чрезмерно сочувствующим местной администрации, газета не относилась. Свою нейтральность редакция прикрывала сугубо ведомственной принадлежностью флоту, что, собственно, и освобождало ее от участия в региональных политических дрязгах. Не всем приходились по нраву изменения, происходящие в содержании газеты. Но обуздать журналистов чиновникам было не под силу. Слывший же либералом, главный редактор “Боевой вахты” Юрий Отекин и сам не прочь был поэкспериментировать. В результате каждая редакционная новинка всячески поощрялась, творческий поиск корреспондентов находил понимание и поддержку. Но как наши “вольнодумцы” встретят заокеанского гостя? В кабинет к главному, где обычно и проводились все совещания и встречи, редакционный народ собирался быстро. Молодежь заскакивала, пересмеиваясь и подначивая друг друга, на ходу бросая: ”Привет!” Те, кто постарше, протягивали Павлу руку, здоровались, степенно знакомились. По всему было видно, что Хлебников неожиданно будто среди своих оказался, в своей редакции – глаза блестят, с лица не сходит улыбка. Но небольшой приключившийся казус напомнил о его гостевом статусе. В любой редакции, наверное, каждый журналист в зале совещаний имеет свое традиционное “посадочное” место. По пустующим в редакторском кабинете местам на общем сборе быстро определяется, кто отсутствует в редакции в настоящий момент. И “Боевая вахта” исключением в этом неписанном правиле не является. Итак, пока люди заходили и занимали каждый свой стул, Павел все стоял в центре кабинета, отвечал на приветствия, знакомился, здоровался. Наконец, все собрались, и оказалось, что свободного-то места и нет. Хлебников в “БВ” аншлаг собрал! А местный народ тоже принял Павла за своего собрата, только находившегося в длительном отпуске. Стул, конечно, быстренько из соседнего кабинета принесли, неловкость была улажена. Поначалу разговор зашел о газетной политике, о практике работы журналистов, российских и американских, в трудные для изданий времена. Потом речь зашла о командировках корреспондентов “Боевой вахты” на корабли, об их участии в дальних морских походах. Видя неподдельный интерес Хлебникова именно к этой теме, журналисты рассказывали много, эмоционально и подробно. Пишущая братия радовалась тому, что удалось заполучить благодарного слушателя, а Павел окунулся в разговор с головой. (Надо признать, что флотские газетчики в море на самом деле проводят не так уж много времени. А пережить море штормовое – это вообще не каждому случается. Но как они умеют об этом рассказывать!!!) Он словно бы сам ступил на борт корабля и на себе испытывал, как мерзко подкатывает комок к горлу, а палуба улетает из-под ног, когда корабль проваливается в штормовую пропасть. Потом его вдавливало в ту же палубу, стоило только кораблю начать стремительный взлет на новую пенящуюся вершину. Павел, казалось, слышал, как под порывами ветра стонут и воют антенны и такелаж; его самого наизнанку выворачивал даже сам запах, сам вид какой бы то ни было пищи. Вместе с вахтенными матросами и офицерами он руками, ногами и даже зубами, кажется, готов был вцепиться во что угодно, лишь бы не быть отброшенным взбунтовавшейся стихией на корабельные переборки и механизмы… И он не мог покинуть свой пост, и корабль не может оставить заданный для патрулирования, но такой неприветливый штормовой район… А потом вместе с экипажем наш гость радовался первому спокойному послештормовому дню и, после духоты запертых помещений и наглухо задраенных люков, никак не мог надышаться свежим воздухом. Так вот о каком море он хотел узнать! Неуемная, деятельная натура Хлебникова требовала гораздо большего, чем могла ей дать даже самая остросюжетная журналистика. Павел жаждал ощутить мужскую романтику преодоления невероятных трудностей. Он прямо-таки должен был, хотя бы и с чужих слов, пережить то, что девяносто лет назад испытывал его прадед со своими матросами, и что сейчас знакомо всем морякам мира. Запредельные тяготы службы на море, сопряженные с нею риск и лишения, радость победы над своими слабостями и над стихией – все это он обязан был познать. Он так решил, и трудно сказать, когда к нему пришло такое решение. Может быть, оно вызревало годами. А, возможно, родилось внезапно, в тот момент, когда со смотровой площадки морского вокзала в застывших на якорях кораблях Павел разглядел вздыбившихся бронзовых коней. Во всяком случае, “Боевая вахта” эту его жажду утолила сполна. Владимир С.
Ответов - 19
440 Гц: Спасибо огромное, Владимир С. пишет: Мыс Чуркина, Эгершельд, улица прапорщика Комарова, Светланская… “Топонимика…”- улыбаясь заметил он, как бы возвращаясь к своей беседе с Александром Ивановичем Груздевым. По левую руку от нас стояли, пришвартованные кормой к своим причалам, числом с полдюжины, боевые корабли. Владимир, как интересно...! Какие ЧЕЛОВЕЧИЩА! КАКИЕ СУДЬБЫ!!!! Вам несказанно повезло. И спасибо, что Вы этим делитесь.
Nell: Владимир С. , а где родился и вырос Пол Хлебников?
Владимир С.: Уважаемые читатели заметок о Павле Хлебникове! Большое спасибо всем, кто заглянул на эту страницу. Что касается некоторых конкретных биографических данных по Хлебникову, то потерпите немного. Впереди еще один очерк. В нем будут ответы на Ваши вопросы. Кое-что в биографии предков Павла кому-то очень не понравится. Но я напишу и об этом. Но прошу вас всех: не озлобляйтесь, не затевайте склоку вокруг имени этого замечательного и очень рано ушедшего из жизни парня. Я и так отжал из предложенных материалов всю политику. С уважением Владимир С.
440 Гц: Знаю его историю в рамках доступных СМИ, статей и Википедии. Мне нравился этот человек своей неуёмной энергией, внешней и внутренней красотой, живым и пытливым умом. Когда гибнут такие люди, как Пол Хлебников - другим становится очень неуютно оставаться в этом мире...
Владимир С.: Павел (окончательное продолжение) “Ужин при свечах” Только что вернулись из Уссурийска. Во Владивостоке час пик, конец рабочего дня. В автобусы, в троллейбус – не втиснуться, редкие такси – нарасхват. Сумерки все гуще, гуще… Становится совсем неуютно. Да еще порывистый ветер то в спину толкнет, то наотмашь хлестнет по лицу… Это хулиганят отзвуки последних зимних ветров, называемых в Приморье “китайскими”. Битых полчаса пытаемся отловить хотя бы какой-то транспорт, да поскорее попасть домой, к теплым тапочкам, к хорошему ужину. Уже лужицы на асфальте подернулись корочкой льда, а мы все “голосуем” и “голосуем”. Безрезультатно. Наконец, рядом притормаживает невзрачного вида “Копейка” – жигуленок первой модели. Втискиваемся на заднее сиденье. Тесновато, но и тому рады, - хотя бы какое-то подобие тепла и уюта. Благодать… “Нет, Саня не подходит. И Саша, Сашка – тоже. Это, наверное, лучше для девочки. Мне так кажется. Еще что-нибудь есть на уме?”- Павел, продолжая начатый на улице разговор, обернулся в мою сторону, чуть склонив голову, развел руками. Напрягись, мол, предложи что-нибудь еще. На уме, как назло, ничего свеженького уже не было. Предлагавшиеся доселе Алик, Алекс были отвергнуты по причине их широкой распространенности; по этническим соображениям не прошли “экспертизу” азиатское Искандер и кавказское Сандро. На этом моя фантазия, натолкнувшись на придирчивость Хлебникова, иссякла. “Ну, не знаю”,- наконец, признался я. “Думай сам. На то ты и папа. Умел родить – умей назвать”. Дело, которым был всецело поглощен Павел, - важное и ответственное. Он напряженно подыскивал уменьшительно-ласкательное имя для недавно родившегося сына. Американская традиция в отношении второго, короткого имени человека необыкновенно сильна и живуча. Нареченного Робертом, например, редко кто будет так называть. До глубокой старости он останется Бобом. Майкл – Майком, Джон – Джо и так далее по всему списку имен. Счастливая супружеская чета Хлебниковых официально своего отпрыска назвала Александром. Но, не имея никнэим, мальчик как будто бы еще и не родился вовсе. Попытался, было, еще на площади, отвлечь Павла от сортировки предложенных вариантов, начал рассказывать о привокзальной территории, о реставрирующемся здании вокзала. Вспомнил, что в давние времена здесь побывал цесаревич Николай – будущий последний самодержец России царь Николай Второй. А напротив вокзала – ирония судьбы – памятник Ленину… Куда там, мой спутник все пропускал мимо ушей. Его сейчас заботило совсем другое. Малыш - бесценное произведение любви – сейчас, наверное, мирно спал в своей колыбели, в то время как его папочка пытался отыскать имя, с которым сын войдет в мир своих сверстников, сядет на студенческую скамью, начнет делать карьеру. Словно специально только ради этого Хлебников перелетел через океан, через всю Россию-матушку, чтобы здесь, во Владивостоке, на привокзальной площади, под пронизывающим ветром… Владивосток построен на сопках. Его улицы то круто петляют, то взлетают ввысь, то ниспадают в расщелины. По прямой – путь был бы коротким, поездка – не очень долгой. Но “Копейке” приходится в точности повторять весь рельеф местности, и у нас есть возможность сказать несколько слов об имени самого Хлебникова. Точнее сказать, о своеобразии отношения людей, окружавших Павла в этой командировке, к его имени. Еще при нашей самой первой встрече заокеанский гость попросил называть его не Полом, а по-русски, Павлом. Без дополнительных разъяснений и возражений предложение было принято. Точно так же, Павлом, Хлебников представлялся в редакциях газет, в административных учреждениях, в кабинетах предпринимателей. Но предательскую роль играли визитные карточки, где на английском языке было написано, что он – Пол. Добавим к этому его американское гражданство и работу в знаменитом на весь мир “Forbes”, приплюсуем акцент, и станет ясно – Хлебников все-таки иностранец. А к иностранцам, как известно, в России отношение особое. Пообщаться с иноземцем, в большинстве случаев, означает, как бы, подрасти над собой, возвыситься в глазах окружающих. Для Владивостока же, лишь недавно отворившего свои двери для чужестранцев, встречи с зарубежными гостями пока еще вообще были редкостью. И как тут отказать себе в удовольствии поговорить именно с Полом, пусть и носящим русскую фамилию? Павел к этому относился не то, чтобы равнодушно, а, скорее, терпеливо, с пониманием. И здесь есть свое объяснение. В противовес мнению большинства своих западных коллег-журналистов, Хлебников был искренне убежден, что Россия – это не только Москва. Да, в столице бурлят основные финансовые потоки; в Москве заседают парламентарии, принимаются законы; из Москвы тянутся основные нити управления регионами… Но Россия, настоящая Россия лишь начинается за Московской кольцевой дорогой, и страна жива жизнью своей провинции. Пусть эта жизнь не особенно суетлива, не слишком ярко окрашена, не переливается огнями, подобно рождественской елке. Но в провинции, в малых городах есть то, чего не разглядишь за столичным фасадом. В российских регионах гораздо отчетливее, чем в Москве видны многочисленные проблемы всей страны. Бедность здесь становится нищетой, богатство – бельмом на глазу у земляков. Коррупция, скрывающаяся в столице под мягкими коврами министерских кабинетов, в провинции, с именами и суммами взяток, обсуждается прямо на рыночной площади. Если здесь терпит крах какое-нибудь предприятие, то это становится трагедией для всех; но и если прогрессирует что-либо новое, то это тоже общее достояние. Правда, всех местных бандитов и криминальные авторитеты здесь также знают в лицо и по именам… Но главное – обычные, нормальные люди в провинции добрее, мягче сердцем, чище душой. Они не заражены снобизмом, столичным высокомерием. И Хлебников не без основания считал, что, называя его заморским именем, собеседники тем самым неосознанно демонстрируют свою природную искренность и прямодушие. “Да, а что ты говорил мне на площади, что написано на памятнике Ленину?” Ага, значит, кое-что, из рассказанного на привокзальной площади, Павел все-таки слышал! Что же, вернемся к несостоявшейся экскурсии. “На постаменте памятника написаны слова, сказанные, якобы, Лениным: ”Владивосток – город, хотя и далекий, но нашенский”. “Нашенский, но далекий,” - с нескрываемой иронией заметил водитель “Жигулей”. “Что-что?”- переспросил Хлебников. Пришлось пояснить: “Народ перефразировал высказывание Ленина…” “Конечно, конечно! Понял! Далекий, но нашенский… Нашенский, но далекий…”- игра слов явно понравилась Павлу, повеселила, заставила призадуматься. “А ведь здесь так много интересного для работы, можно очень дельные проекты осуществить,” - уже не в первый раз Хлебников говорил о том, что Приморье для журналистики – поле не паханное. Как-то он вообще обмолвился, что с удовольствием, пожалуй, пожил бы и поработал во Владивостоке какое-то время. Может быть, в роли постоянного корреспондента “Forbes” или в каком-либо ином качестве. К этим идеям Павла я относился несколько скептически. Размышлял примерно так: ”Вот вернется в свой благополучный Нью-Йорк, окунется в привычную комфортную обстановку, загрузится новыми редакционными проектами – и куда денется вся эта охота к перемене мест. А пока пусть помечтает. Чем бы, как говорится, дитя ни тешилось…” Вместе с тем, нельзя было и не разделить точку зрения Хлебникова на то, что здесь он, безусловно, нашел бы, куда с полной отдачей применить свои силы. Еще накануне при обсуждении меню предстоящего ужина было решено потчевать гостя пельменями в глечиках – керамических горшочках, запечатанных тестом. И божественный аромат уже разносился по квартире. Но, как принято при организации русских застолий, вновь пришедшие должны принять участие в окончательной сервировке стола. “Мужчины, помогите!”- зовет нас моя супруга. Просит не столько от собственной занятости, сколько из желания приобщить и нас к своим хлопотам. Проверено: даже мелкая помощь сближает незнакомых людей быстрее самых долгих разговоров. Мне достаются стекло, ложки и вилки, Павлу церемонно вручается поднос с огнедышащей керамикой. Караван “носильщиков” втянулся в короткий, но узкий коридорчик. И тут… Владивосток, экономивший электричество, решил сыграть над нами одну из своих шуток. В нашем районе отключили свет. Не только квартира, но и весь дом, вся округа погрузились в кромешную тьму. Опешив, мы с Павлом застыли со своей ношей в руках, он - на шаг впереди, я -следом за ним. Жена начала разыскивать свечи, но те, обычно всегда готовые к подобным сюрпризам, на привычном месте не оказались. Двенадцатилетняя Анюта, до тех пор отсиживавшаяся в комнате, решила прийти на помощь к матери, направилась на кухню, но в темноте ткнулась головой в живот нашему гостю. Павел не ожидал удара, но, к счастью, поднос держал высоко и каким-то чудом сумел сохранить равновесие. В общем, “сближение” произошло полное и гораздо более стремительное, чем того можно было ожидать. Свечи нашлись, и уют вернулся в комнаты. Первый тост, первая проба закусок. Со смехом вспоминаем только что пережитое приключение, с аппетитом поглощаем пищу. “Ты сейчас стал свидетелем самого настоящего “адмиральского” эффекта,”- говорю Павлу. “Как это – “адмиральский” эффект?” “Представь себе, что корабль готовится к встрече какой-то комиссии. Все механизмы проверены многократно, пушки стреляют исправно, ракеты взлетают без замечаний. Все работает безукоризненно. Но вот на корабль прибывает высокая инспекция, во главе ее, конечно, важный адмирал. И, поверь, в самый ответственный момент что-нибудь обязательно выйдет из строя. Даже в художественной литературе такие случаи описаны. Десятилетиями эти совпадения преследуют флот. Отсюда и повелось говорить об “адмиральском” эффекте”. “Но мы-то с тобой не комиссия, и ты еще до адмирала не дослужился…” “Так – то оно так, но, заметь, до нашего прихода свет дома все-таки был.” Разговор, то шутливый, то вполне серьезный, переходил от темы к теме. Аня, например, не могла не похвастать своими куклами. Добродушие Павла, его не показная заинтересованность беседой с девочкой-подростком только подогревали разговорчивость Анюты. От красотки Барби и ее приятеля Кена перешли к обсуждению других внешкольных увлечений дочери. Главное из них – лошади. Анна не пропускала ни одной возможности погарцевать на лошадях. Кажется, все кобылы во владивостокских конюшнях были ей знакомы, все конюхи – друзья. “Жаль только, что Кен безлошадный. Ковбой все-таки…,”- посетовала дочь. Куда более серьезным был разговор о том, как российские офицеры обеспечиваются жильем. Все ли семьи имеют квартиры, как решается вопрос с теми, кто уходит на пенсию и уезжает из гарнизонов? Казалось бы, Хлебникова не должна волновать жилищная проблема флота, но именно Павел затронул эту тему. Невольно пришлось объяснить ему, что нашей семье, в принципе, повезло. Мы получили квартиру совсем недавно в доме-новостройке, в хорошем районе города. Между тем, сотни семей офицеров в одном только Владивостоке вынуждены будут еще годами ждать новоселья. В ближайшее время флот не сможет заложить фундамент ни одного дома для своих военнослужащих. Средств на жилье катастрофически не достает, положение ухудшается с каждым годом. “А если привлечь к делу какие-либо инвестиционные фонды, найти благотворителей и вообще пересмотреть изначально сам подход к строительству флотского жилья? Почему бы не строить компактные поселки с домами-коттеджами, с уютными зонами отдыха, игровыми площадками и детскими городками?”- то, что предлагал Павел, выглядело картинкой фантастической. “Оглянись вокруг, мы сейчас сидим в потемках из-за дичайшего экономического кризиса, и не только в Приморье, но и во всей стране. Ну, кто сейчас будет даже хотя бы слушать подобные прожекты?”- но попытка “приземлить” мечтателя Хлебникова успехом не увенчалась. Хотя предложение оглянуться вокруг он понял буквально и оглядел комнату, освещенную мерцающим светом от горящих свечей. После этого с улыбкой заметил: “А что, вполне уютно. И все-таки, я уверен, что средства найти можно, и к помощи различных благотворительных организаций можно обратиться”. Мне не оставалось ничего другого, как в ответ пожать плечами. “Но я говорю даже не просто о строительстве жилья. Не в этом цель. Хороший дом даст возможность создавать большие семьи. Представьте себе, как вечером у общего стола соберутся три поколения членов одной семьи, и детей будет не один-два, а больше. Кому, как не офицерам - наиболее образованной, культурной социальной группе – подпитывать российское общество свежими жизненными силами? Только сильная и многочисленная семья сможет спасти Россию. И от этого, кстати, избавить тоже”,- при последних словах Павел развел руками, тем самым как бы призывая теперь уже меня оглянуться вокруг. Посмотри, мол, с другой точки зрения на российский кризис, проникающий в каждый дом даже через электропроводку, с других позиций взгляни на пути решения возникших проблем. Идея строительства жилых военных городков не могла, конечно, обойтись без поверхностного, хотя бы, застольного обсуждения возможных затрат, налогов... В этих вопросах достойным экспертом выступила моя жена. Главный бухгалтер фирмы, занятой в возведении коммуникационных сооружений, она чувствовала себя в финансово-экономической сфере строительства, как рыба в воде. Павел ничуть не уступал ей, и поразительно было видеть, как прекрасно он, иностранец ориентируется в дебрях российской экономики. Разговор двух профессионалов показался мне скучным: цифры, проценты, кредиты… Не моя это стихия. Под предлогом приготовить кофе, ушел на кухню и здесь размышлял над озабоченностью Павла обескровливанием российского населения. Что и говорить - тема не из веселых, проблема из жесточайших. Ничего нельзя было возразить, да и не стоило возражать, ему, представителю двух крепких русских семейных династий. Достаточно было только вскользь коснуться истории семей Хлебниковых и Небольсиных, чтобы убедиться в справедливости рассуждений Павла. Зарождение и бережное сохранение нравственных ценностей и добрых традиций, передача мудрости поколений от старших к младшим, воспитание всего, что ассоциируется с понятиями духовности, чести, достоинства, преданности – все, абсолютно все аккумулируется в простом русском слове: семья. Даже за сохранение родного языка, уважения к национальной культуре в ответе все тот же семейный клан. Недаром же на вопрос о том, где и как Хлебников так хорошо научился говорить по-русски, Павел заявил, что на чужбине до пятилетнего возраста его попросту не допускали к общению с американскими детьми, всячески ограничивали контакты с англоговорящей публикой. Возвратившись в гостиную, с удивлением увидел Павла, попыхивающего трубкой. Ба-а, вот еще одно открытие: ни разу за все дни, проведенные вместе, не видел его курящим и думал, что он и вовсе не подвержен этой привычке. Но, замечу, курить трубку Павлу было к лицу. Он выглядел при этом импозантнее, даже чуть старше. Видимо, дискуссия на тему финансов, да еще под “Зимнюю вишню”, разумеется, была настолько продуктивной, что гость решил расслабиться, перекурить это дело. (Два специальных дополнения для форумчан. Первое: ликер «Зимняя вишня» производится во Владивостоке, но является редкостью, так как изготавливается из плодов дикой таежной вишни, которая обильно плодоносит не каждый год. Второе. Много лет спустя, прочитав эту главу, Питер Хлебников был удивлен и несказанно обрадован тем, что Павел раскурил вдруг свою трубку: «Он доставал трубку только тогда, когда ему было или сверх меры плохо, или когда было чрезвычайно хорошо. То, что он не курил в предшествовавшие дни, означает, что вся поездка ему, в общем-то, понравилась. А когда стало совсем замечательно, тогда и трубку вспомнил.» - Авт.) И разговор застольный от проблем глобальных незаметно отвернулся, обрел другое направление. Заговорили об истории, литературе. Павел был немало удивлен, например, узнав, что буквально в двух шагах от нашего дома находится место, где содержался в заточении репрессированный Осип Мандельштам. Это на территории флотского экипажа, служившего в 30-е годы пересыльным лагерем для политических заключенных. Только узкая дорога и ряд гаражей отделяли нас от этого места. Из окна гостиной на шестом этаже весь двор экипажа был виден, как на ладони. Еще больше удивился и обрадовался Хлебников тому обстоятельству, что моя мама живет в глубинке Псковской области, всего в какой-то сотне километров от знаменитого Михайловского. Позавидовал, что у меня есть традиция почти ежегодно, во время отпуска совершать паломничество к Пушкину. Лишенный такой возможности, Павел живо интересовался тем, что из себя сейчас представляет усадьба великого поэта, много ли людей приходит на поклон Александру Сергеевичу. Пользуясь тем, что электричество, все же вернулось в дом, извлекли с полок книги нашей домашней Пушкинианы. Гость по достоинству оценил тематическое литературное собрание, но проявил к нему подозрительно однобокий интерес. Казалось, что совсем не Пушкин привлекал его внимание, и не пейзажами пушкинских мест он любовался. Заметно было: Павел, перелистывая книги, искал в них чье-то другое имя. Находил, бегло прочитывал одну-две фразы и продолжал свои поиски. “Как жаль, как жаль…”- вдруг сокрушенно произнес он. “Что разыскиваешь, о чем сожалеешь?” “Нашел кое-что интересное об Иване Пущине, а сожалею, что не могу взять книги, почитать внимательно. Ведь завтра мне улетать в Москву”. Говоря относительно завтрашнего отлета из Владивостока, Павел явно пытался притормозить бег времени. За разговорами мы как-то и не заметили, что часы на стене отсчитывают третий час новых суток. Улетать предстояло уже сегодня. “А Пущин… Понимаешь, Иван Иванович Пущин – один из наших предков. Моя бабушка – его правнучка”. Час от часу не легче! С кем свела меня судьба! Правнук героя Цусимы Аркадия Небольсина, праправнук Ивана Пущина - ближайшего друга Пушкина… Какого еще сюрприза следует ожидать от этого непредсказуемого парня? С каким подарком от моей семьи Павел вернется в Нью-Йорк, я к тому времени знал уже совершенно точно. Нашей семейной реликвией была дюжина серебряных прабабушкиных ложечек. Изготовлены они были ювелирами еще в конце 19-го века. Но в данном случае главная ценность изящных вещиц состояла не в их почтенном возрасте, и даже не в серебре, что пошло на их изготовление. Каждая ложечка имела клеймо с указанием фамилии основателя и владельца ювелирной фирмы. Рядом с двуглавым орлом было отчеканено: ”Хлебников”. “Павел, одна из этих ложечек отныне принадлежит твоему маленькому Александру. По старой русской традиции мы дарим ее вашему малышу “на первый зуб”. Счастливое совпадение фамилий дает ему право владеть персональной чайной ложечкой. Надеемся, таможенные службы не будут слишком придирчивы к провозу столь маленького сувенира. А насчет ника – назовите сына Шуркой, Шуриком. Просто и коротко”. Не берусь утверждать, но, кажется, Павлу понравились и предложенный вариант уменьшительно-ласкательного имени для наследника, и наш скромный памятный дар малышу. Во всяком случае, через несколько часов, в полдень, когда мы встретились в гостиничном номере Хлебникова, чтобы попрощаться, Павел протянул мне подарочную коробку: “Очень хочу, чтобы Барби твоей Анюты стала подружкой настоящего ковбоя. А Шурка – это ты здорово придумал. Как раз для озорного мальчишки. Моим должно понравиться”. Ближе к вечеру, когда Павел пролетал уже где-то над Новосибирском, наверное, моя дочь с восторгом извлекла из коробки игрушечного самодвижущегося буланого коня. Стоило только щелкнуть тумблером – и конь, гордо вскинув голову, начинал свое путешествие по ковру – прерии. Красавчик Кен в седле держался уверенно и строго. Где и когда в столь короткое время Павлу удалось приобрести Анютину мечту – остается загадкой для меня до сих пор. Эпилог Через несколько месяцев в библиотеке Российско-Американского информационного пресс-центра я нашел статью П. Хлебникова об итогах его поездки в Приморье, опубликованную в американском «Forbes». Павел достоверно и подробно описал в ней политико-экономический климат российского Приморья и призвал своих читателей не бояться рисков, сопряженных с инвестированием в нашу дальневосточную экономику. Разговоров с Павлом о проекте создания в Москве русскоязычной версии знаменитого журнала я, честно говоря, не помню. Наверное, что-то об этом говорилось, возможно, Павел уже прорабатывал свою идею. Но я, скорее всего, пропустил все это мимо ушей. Посчитал, вероятно, каплей в неистощимом гейзере хлебниковских идей и проектов. Но вот, как оно все обернулось… Владимир С.
Владимир С.: "Павел Юрьевич Хлебников, потомок так называемой "белой эмиграции", родился в Нью-Йорке в 1963 году. Говорит по-русски с детства. Также владеет английским, французским и итальянским языками. В 1984 году Хлебников окончил Университет Калифорнии в Беркли по специальности политической экономии. Затем поступил в Лондонскую Школу Экономики, где получил степень магистра в 1985 году (Диссертация: "Кадровая политика КПСС, 1918-1985 гг.") и докторскую степень в 1991 году (Диссертация: "Столыпинская аграрная реформа и экономическое развитие России, 1906-1917 гг.") С 1989 года Хлебников работает в финансовом журнале "Форбс" (Forbes). В числе его статьей - исследования ряда крупнейших промышленных компаний, как Daimler-Benz, Volkswagen, Renault, Asea Brown Boveri, Xerox, Alcoa, Samsung. Основная его специализация - новый русский бизнес. В декабре 1996 года вышла статья Хлебникова о Борисе Березовском ("Крестный отец Кремля"), за которую Березовский подал в суд за клевету в Лондоне ( судебный процесс в настоящее время продолжается). Хлебников ныне занимает пост старшего редактора журнала "Форбс". В сентября 2000 года вышла на английском языке книга Хлебникова "Крестный отец Кремля: Борис Березовский и разграбление России". Книга переведена на русский, немецкий, французский, польский и венгерский языки. Хлебников получил четыре премии за свои исследования российского бизнеса. Хлебников происходит в основном из военной семьи. По линии отца, оба прадеда были генералами армии, прославившимися в Русско-Турецкой войне 1877-78 гг. Дед Хлебникова, Сергей Владимирович, служил в уланском полку Ея Величества и участвовал в Первой мировой войне, а также в Гражданской войне 1918-21гг. (под командованием Деникина и Врангеля). Отец Хлебникова, Юрий Сергеевич Хлебников, родился в эмиграции, служил переводчиком на Нюренбергском процессе 1945-46 гг., а затем в ООН, где возглавлял службу переводчиков. По линии матери, прадед Хлебникова, Аркадий Константинович Небольсин, служил старшим офицером на крейсере "Аврора" во время Русско-Японской войны и прославился тем, что спас корабль во время Цусимского сражения. В марте 1917 года, Небольсин, уже контр-адмирал Балтийского флота, был убит мятежными матросами. Бабушка Хлебникова, правнучка Ивана Ивановича Пущина, известного декабриста и друга Пушкина.» Не помню, из какого источника взял в свое время эту биографическую справку на Павла. Но пусть она и останется именно такой, написанной в настоящем времени, не завершенной трагической датой убийства. Теперь-то и я, и вы знаете об этом человеке чуть-чуть больше. А тогда, при первой нашей с ним встрече… Ведь, собственно говоря, я и к Груздеву Александру Ивановичу напросился в гости не только ради Павла. Я не знал, чем обернется этот визит, какими подробностями. Мне попросту было стыдно, когда накануне вечером, во время знакомства с Павлом я не смог ни слова промямлить в ответ на его короткий рассказ про адмирала А. Небольсина. Павел сгладил тогда мою неловкость, сказав: «Впрочем, адмиралов в России было много, всех не упомнишь.» Придя домой, я срочно позвонил А.И. Груздеву, и он коротко восполнил пробел в моих знаниях по курсу Истории Военно-Морского искусства. Тогда же мы и договорились о предстоящей встрече Павла с Груздевым. Владимир С.
Nell: Владимир С. , потрясающий рассказ! Огромное Вам спасибо. Тронуло то, с какой любовью Вы рассказали о Павле Хлебникове. Его семья сейчас в Нью-Йорке? Спрашиваю сейчас об этом, потому что есть возможность встретиться с его семьей и написать статью.
Владимир С.: Да, думаю, семья Павла живет в Нью-Йорке. Его жену зовут Муза. Простите, вдову. Но я ничего не знаю об их нынешней частной жизни. Имеем ли мы право вмешиваться в нее сейчас? Они уже пережили столько интервью, разных статей, повышенного интереса со всех сторон... Не думаю, что наше вмешательство, даже из лучших побуждений, будет уместным. И всем спасибо за подсказку большие тексты размещать в скрытом виде. Исправлюсь. С уважением Владимир С.
Тамара: Владимир С. рассказ очень понравился. Спасибо большое!
440 Гц: Владимир С. пишет: И всем спасибо за подсказку большие тексты размещать в скрытом виде. Исправлюсь. Володя, у Вас исключительное право, тексты с такой значительностью не надо сворачивать. Тем более, что для них открыта специальная ветка. Спасибо Вам огромное.
Nell: Владимир С. . Я думаю, что интерес для нас может представлять все, что связано с историей этой семьи, их предков. Потому что они были цветом русской нации, ее элитой. Для меня было большим открытием то, что Пол Хлебников прямой потомок этих русских родов. Где еще можно узнать об этих фамилиях более подробно? Может, быть Пол писал какие-то книги о своей семье? В интернете известны только 2 его книги. Павел Юрьевич Хлебников
Владимир С.: Доброе утро, Форум! Еще раз большое спасибо всем, кто прочитал заметки о П. Хлебникове. Вы, форумчане, и меня заставили вновь заглянуть в эту тему гораздо глубже, чем я ожидал, обещая рассказать о Павле свои впечатления. Понимаете, для меня судьба Павла, его личность Господи, Nell! Вот пишу сейчас всем вам, а Павел смотрит на меня с размещенного Вами портрета! ............................................................................................................................................................ Не могу под этим взглядом говорить что-то непосредственно о Павле! Любые слова будут некрологом, эпитафией. Скажу о другом, отвечая на ваши вопросы. По-моему, Павел о своей семье ничего не писал. Не успел. Литературы и публицистических материалов, которые мне известны, обо всем большом семейном клане Хлебниковых-Небольсиных тоже очень мало. Я, конечно, не говорю о массе статей, посвященных убийству Павла. Книг, которые мне довелось читать о представителях этой семьи, всего две. Чрезвычайной библиографической редкостью является книга "Через три океана", написанная корабельным врачом "Авроры" Кравченко. Там есть отдельные упоминания об Аркадии Небольсине - старшем. Но из книги этой приходится выжимать образ корабельного старпома. О чем я говорю? Приведу пример. Кравченко пишет: "Впечатление от "Авроры" самое благоприятное. Команда веселая, бодрая, смотрит прямо в глаза, а не исподлобья, по палубе не ходит, а прямо летает, исполняя приказания". Фраза, казалось бы, об А. Небольсине ничего не говорит. Но за сплоченность экипажа, за боевой дух команды в те времена отвечал старший офицер корабля! Небольсин не просто отменил мордобой офицерами младших чинов. Старпом запретил физические наказания матросов под страхом проведения судов офицерской чести! А если сравнить это с описанием взаимоотношений офицеров и матросов на других кораблях (В книге Новикова-Прибоя "Цусима", например.) эскадры, то станет понятно: А. Небольсин ежедневно совершал гражданский подвиг, внедряя то, что категорически противоречило принятым нормам и совершенно не приветствовалось властями той эпохи. О самом Павле есть очень обстоятельная глава в книге Елены Токаревой "Кто подставил Ходорковского" (Москва, "Яуза", 2006г.) Глава называется "Журналистское расследование как блеф". Со многими позициями автора я могу не согласиться, хотя должен признать: по деловой стороне Е. Токарева, очевидно, знала Павла несравнимо лучше меня. И знала его по более близкому к нам времени. Книгу эту мне привез двоюродный брат. ( Александр Леонидович Шитик знаком форумчанам по фотографиям старой Идрицы.) Он знал мое отношение к Павлу и купил книгу из-за этой главы о нем. А вообще эта книга интересна, хотя и противоречива. Есть в ней, кстати, и глава, названная прямо-таки в тему уже бывшего на форуме разговора о свободе слова. "Независимость прессы - это ее продажность." Как вам названьице главы?! Понимаете, для меня судьба Павла и вообще всего его семейства - это олицетворение того, что Россия безвозвратно теряет в периоды острейших своих катаклизмов. Генофонд. Слово это биологическое не люблю. Но чем его заменить, если понимаешь, что Павел просто не мог жить иначе в силу унаследованных жизненных принципов, понятий и отношений. Ведь он, по сути, повторил судьбу прадеда. Кстати, Павел рассказывал мне семейную притчу о происхождении фамилии Небольсин. Вроде бы, фамилия эта произошла от исковерканного словосочетания "Не большой"-"Не больсой"-"Небольсий"-"Небольсин". В догадках только терялся и он сам: кто кого так мог называть в древние времена - азиатский завоеватель малорослого русича, или русские мальчишки так передразнивали завоевателя с Востока. Все пока. Еще раз спасибо за память о Павле и за уважение к нему! Владимир С.
ogranschik: Владимир С. пишет: что Павел просто не мог жить иначе в силу унаследованных жизненных принципов, понятий и отношений. Ведь он, по сути, повторил судьбу прадеда. Владимир,многие так же живут,как жил и Павел,но о них не пишут...Ибо они простые люди...
ogranschik: Владимир С. пишет: "Независимость прессы - это ее продажность." Как вам названьице главы?! В мире наживы и бездуховности нет независимой прессы. А мир Запада именно таков.
Неон: Владимир С. пишет: Небольсин не просто отменил мордобой офицерами младших чинов. Старпом запретил физические наказания матросов под страхом проведения судов офицерской чести! Владимир С. пишет: А. Небольсин ежедневно совершал гражданский подвиг, внедряя то, что категорически противоречило принятым нормам и совершенно не приветствовалось властями той эпохи. Я ту же подумал, что такого именно СТАРПОМА не хватает Кораблю "РОССИЯ"... Одновременно всплыло в сознании имя Ходорковского. И тут же далее пошёл текст: Владимир С. пишет: О самом Павле есть очень обстоятельная глава в книге Елены Токаревой "Кто подставил Ходорковского" (Москва, "Яуза", 2006г.) Мистика. Спасибо, Владимр.С - у нас есть образцы для подражания в истории, во имя их лучшей памяти и стоит вернуть стране истинное положение вещей.
Владимир С.: Огранщик пишет: Владимир,многие так же живут,как жил и Павел,но о них не пишут...Ибо они простые люди... Не скромничайте, уважаемый Огранщик, не скромничайте! У нас каждый второй судится с Б. Березовским за написании книги о его воровстве. Каждый первый приговаривается бандитами к уничтожению за показ в литературе их подлинного лица. Ну, а каждый пятый - вообще сам себе Наполеон. Простые всё люди... С уважением к Вашему мнению Владимир С.
ogranschik: Владимир С. пишет: У нас каждый второй судится с Б. Березовским Вы меня не поняли.Вернее,я так выразился,что Вы не поняли. Я имел в виду то,что Вы в восхитительных тонах отзываетесь о эмигрантах-дворянах,показывая их некими суперпатриотами в стане чужеродном(за границей) на протяжении долгой их жизни... И тем самым,правда,косвенным образом,наводите тень на события октября 1917 года и последующие года Советской власти. А между тем,к дворянам российским,у русского мужика было предостаточно вопросов. Не даром они(мужики)палили усадьбы помещиков...А почему? Вы не задумывались над этим? А потому,что они не могли забыть позорища-Крепостного права.Не могли забыть разделение людей на сословия,ставящее простой народ на уровень скота...Правда,не все такие были помнящие.Были и забывчивые. Например,генерал Антон Деникин...Полагаю,Вы в курсе того,что он родом из крепостных...И пошёл с оружием на народ,русский народ...Не стань во главе добровольческой армии в своё время,кто знает,как повернулась бы история нашей страны.Возможно,что Гражданская война была бы не такой длительной и обильной на жертвы с обеих сторон. А ведь его почитают за суперпатриота.Правда,почитают нынешние, бывшие члены партии,возомнившие себя предками дворян...А на самом деле они были,есть обычные воры.На большее они не способны.
ogranschik: Владимир С. пишет: У нас каждый второй судится с Б. Березовским за написании книги о его воровстве. И чем больше случаев таких судов,чем длиннее и скандальнее они,то тем больше это работает на БАБа. То есть,его имя таким образом, перманентно популяризируют.И БАБ на слуху,что ему весьма нравиться. Ибо он всего-навсего местечковый прохвост,возомнивший себя стратегом мирового масштаба... А ведь,если не ошибаюсь, в России вынесен вердикт по его чёрную душу...Но почему-то он до сих пор топчет эемельку долбанного острова.Непорядок!
Ветер: Владимир С., спасибо...
полная версия страницы